«Если честно, то хочется сдохнуть!» Как устроен центр социальной адаптации для бомжей
– Если честно, то хочется сдохнуть! Я уже устал душой.
Эту фразу мой собеседник произнес настолько неожиданно, что я даже опешил. Еще несколько минут назад этот, казалось бы, веселый старик с трудом убедил меня, что ему не так давно уже стукнуло 80 лет – пришлось даже показать паспорт. И уж тем более никому не могло прийти на ум, что в голове этого человека может хоть на мгновение поселиться уныние или мысль о смерти.
На первый взгляд Владимиру Васильевичу можно дать не больше 65. Невысокий, плотно сложенный, с шевелюрой седых, но тщательно уложенных волос, благодаря постоянным шуткам и подтруниваниям, он производит впечатление жизнерадостного и беззаботного человека.
Теперь же лицо Владимира Васильевича было напряжённым. Живые и до этого постоянно улыбавшиеся глаза смотрели строго и серьезно. Владимир Васильевич на мгновение ушел в себя и словно бы пытался ответить сам себе на вопрос: почему на старости лет он оказался здесь? Дело в том, что разговорились мы с ним в подвальном помещении центра социальной адаптации для лиц без определённого места жительства, где мой собеседник живет уже несколько месяцев.
Этот центр работает с 2003 года. В ночном отделении оборудовано 54 места, из них 10 для женщин. Правда зимой в сильные морозы количество нуждающихся в крове над головой резко увеличивается, и тогда центр принимает до 70 постояльцев. За первые десять месяцев 2013 года его посетило 259 человек, остававшиеся на ночлег в центре 1 755 раз. Попадают сюда люди без определенного места жительства – с регистрацией оказаться здесь невозможно. Еще одной особенностью центра является то, что здесь можно только переночевать.
Если человек оказывается в центре впервые, то для него всё начинается с беседы с руководителем и заполнения анкеты. В ней указывается возраст, образование, трудовой стаж, сведения о родственниках. Также пишутся причины бездомного образа жизни и стаж бездомности. Люди сюда приходят с непростыми характерами и сложными исковерканными судьбами. По словам заместителя директора центра, около 60 процентов приходящих в центр были ранее судимы. Вот, например, выдержка из одной анкеты: «Родители умерли, жила одна… попала в места лишения свободы по ст. 105 УК РФ (Убийство). После первой судимости (освободилась по УДО) жила в городе. УДО не выдержала, вновь попала в МЛС по ст. 105. Пока сидела, жена брата оформила дом на себя. В настоящее время жить негде».
Но у многих нет и паспортов. Таким постояльцам в центре оформляют новые документы и регистрируют их по адресу центра на шесть месяцев.
Еще хуже тем, у кого полностью потеряны какие-либо социальные связи, и от кого отказались родственники. Например, одного из обитателей центра – еще не пожилого офицера запаса привезла и оставила у дверей центра собственная жена. Дело в том, что во время службы в горячей точке этот мужчина получил тяжелую контузию. Он стал инвалидом, потерял работу и, не выдержав всего этого, начал пить. Причем пил беспробудно — частенько, по собственному признанию, допивался до белой горячки.
Кстати, пьяных в центр не пускают. При малейших сомнениях проверяют на алкотестере. В пять вечера начинают запускать женщин, ближе к шести подтягиваются и мужчины. Приоритет отдается пенсионерам и инвалидам, но тем, которые могут о себе позаботиться сами. Персонала, который мог бы сутками ухаживать за больными, здесь нет. Тот, кто пришел сюда впервые, в течение 30 ночей живет бесплатно. Далее за каждые сутки приходится платить по 20 рублей. Плата скорее символическая, потому что желающих переночевать через месяц меньше не становится. В центре постоянная нехватка мест. Каждый из пришедших получает отдельное спальное место, комплект постельных принадлежностей и, при необходимости, верхнюю одежду.
Обустройство на ночлег начинается с посещения фельдшера. Медик не должен допустить распространения вшей или кожных болезней. При необходимости человека стригут, моют, а его одежду помещают в дезкамеру, где она «прожаривается».
Владимира Васильевича осматривают скорее для проформы. Живет он в центре уже несколько месяцев и за это время организовал в своей комнате, которую делит еще с несколькими постояльцами, чистоту и порядок. Сюда Владимир не просто пришел, а сбежал – из дома престарелых. Говорит, что там ему давали лекарства, от которых у него начинал мутнеть рассудок. Здесь же – относительная свобода – ты и еду себе покупаешь и готовишь сам, насильно тебя никто лечить и пичкать лекарствами не будет. А свобода – это то, чего в жизни Владимира Васильевича было меньше всего. Из своих восьмидесяти он провел за решеткой сорок лет и четыре месяца.
Отца, который работал начальником охраны Меланжевого комбината, Владимир не помнит. Его расстреляли в год рождения сына, а мать Владимира до смерти замучили на допросах в НКВД уже в конце сороковых. Первую судимость Владимир получил в 12 лет. Отсидев три года, в 1952 году он сколотил банду из таких же еще совсем юных, но уже отчаянных мальчишек. «Занимались исключительно «расхищением государственной собственности, – говорит Владимир. – В основном мы магазины «били», палатки и так далее, а людей мы не обижали». Так 16-летний Владимир мстил власти, которая отняла у него родителей и сделала его самого сыном«врагов народа».
В 2001 Владимир в возрасте 67 лет решил завязать. К этому времени за его плечами было уже девять судимостей. Сидел он на зонах и на Чукотке, и за полярным кругом. Прошел одну из самых строгих, карающих пересылок, зону особого режима с поэтическим названием «Белый Лебедь» в Соликамске Пермского края. По словам Владимира Васильевича, именно там встретился с самым жестоким конвоем – вологодским.
Последняя зона была на Белом море в Онеге. Оттуда Владимир вернулся в родное Иваново. Затем сторожил дачи в поселке Каменка Вичугского района. Отработал там четыре года и был вынужден уйти из-за проблем со здоровьем. «Я свою жизнь прожил. Никому не хочу такой жизни. Теряешь жизнь и годы», – грустно улыбнулся Владимир Васильевич.
Судьба же горько насмехается над Владимиром до сих пор. Не так давно, когда он пошел в душ, у него украли все его сбережения из прикроватной тумбочки и шкафчика в раздевалке, словно бы провидение продолжает мстить Владимиру за его воровское дело.
Хочу, чтоб люди видели: я ЖИВОЙ! А почему ты себя так опускаешь, гад?!
Когда-то Владимир мечтал совершенно о другой профессии. Еще в юности он хотел стать собаководом. А спустя много лет, когда он отбывал свой очередной срок в Кировской области, овчарка спасла ему жизнь при попытке побега. «Все произошло стихийно. Мы работали под отдельным конвоем. У нас бригада «отдельный конвой» называлась». Три конвоира и собаковод. Собаку звали Найда – с откушенным ухом, овчарка серого цвета. – рассказывает Владимир. – Лесоповал, узкоколейку гнали. Мы не поладили с охраной и взбунтовались. Охрану связали и бросили, не убивали никого. 14 человек нас бежало, потом разделились, а собака пошла со мной. Бегали мы пять суток. Когда нас нашли, и охранник уже хотел выстрелить в меня, то собака не дала ему это сделать – прыгнула на него. Пуля меня лишь ранила».
Тем временем в центр уже запустили почти всех желающих. В коридоре не протолкнуться. Одни готовят себе ужин на кухне (из продуктового набора, который выдается каждому постояльцу), другие принимают душ: в центре оживление, словно в армии перед отбоем. Кстати, много здесь и молодых мужчин. Кого-то выкинули из детского дома на улицу после наступления совершеннолетия, кто-то вернулся из мест не столь отдаленных, и центр для них – это единственное место, где им не только дадут кров над головой, но и предоставят временную регистрацию, так необходимую для поиска работы.
А работа достается таким ребятам, как правило, самая тяжелая и неблагодарная. Например уборка города. Работают парни по шесть дней в неделю с одним выходным, но из-за распорядка центра, даже этот единственный свободный от работы день они вынуждены проводить, слоняясь по улицам, и ждать пяти вчера, когда откроются двери приюта. Такой жизни не выдерживают даже самые сильные, и в конце концов срываются и снимают напряжение алкоголем. А значит, тут же остаются без ночлега.
Некоторые вконец опускаются – перестают за собой ухаживать, начинают пить, прекращают даже попытки бороться за существование. Начав разговор именно о таких своих соседях по центру, Владимир Васильевич вдруг превратился из беззаботного и веселого в строгого и жесткого. Та сила духа, которая до этого скрывалась в нем вышла наружу: «Да, я устал душой, хочу умереть, но я игру играю – себя обманываю. Хочу, чтоб люди видели: я ЖИВОЙ! А почему ты себя так опускаешь, гад?! Моложе меня наполовину! Иди побрейся, сука! Иди вымойся хорошенько! От тебя пахнет псиной!»
Жестким Владимир Васильевич был и прежде и решения принимал всегда волевые. Но многие десятилетия он жалеет лишь об одном из таких поступков. В самом начале семидесятых была у него любимая. Более пяти лет они прожили в вместе. Работал тогда Владимир Васильевич в деревне Дунилово Комсомольского района: «Я прикинул, что я ее погублю – она мне дочь по годам. Ну какая это жизнь! – вспоминает Владимир. – Я ей тогда сказал: «Валя, ты меня извини, нам придется расстаться. Я не хочу, чтобы ты горевала». Она была в положении, но после расставания 19 апреля сделала аборт. Должен был быть мальчик». Эту дату Владимир Васильевич помнит вот уже более сорока лет.
«Но грусть эта – светлая и я не унываю, – уже снова, как прежде, улыбается Владимир Васильевич. – Вот зима на дворе, а у меня нет хорошей теплой обуви. Надо теперь голову ломать – думать, как и где можно достать пару теплых сапог».
текст: Евгений Куликов
фото: Мария Сибирякова
Свежие комментарии